ЗОЛОТЫЕ РОССЫПИ
Родники мои серебряные,
Золотые мои россыпи!
В. Высоцкий
В начале сентября 1965 года в аудиторию, где собрались на лекцию по устному народному творчеству студенты-филологи, вошла зеленоглазая женщина в элегантном костюме под цвет глаз и спросила: «Кто хочет поехать в фольклорную экспедицию?» Желающих оказалось много, но повезло семерым. Участниками экспедиции стали первокурсники Муса Арсемиков, Катя Глотова, Юля Зелинская, Лариса Киселева, Таня Логвинова, Марина Печень, Люда Фатейчева и четыре студентки 2 курса – Таня Андрианова, Люда Иванова, Галя Камбарова и Люда Петрова. Экспедиция называлась «По следам Бориса Николаевича Путилова», нашего земляка, известного ученого-фольклориста, который впервые побывал у гребенских казаков 20 лет назад. Нашу собирательскую работу возглавили Валентина Григорьевна Чеботарева, старший преподаватель кафедры литературы Чечено-Ингушского государственного пединститута (ЧИГПИ), и недавно закончивший историко-филологический факультет по специальности «История» и уже работавший ассистентом Юрий Георгиевич Агаджанов[1].
Две недели ушло на подготовку: по сборникам изучали историю собирания песенного фольклора в казачьих станицах, знакомились с основными песенными сюжетами. В XIX веке, начиная с 1881 года, в Тифлисе выходил «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа», где нередко печатали, наряду с этнографическими очерками о селах и станицах, и казачьи песни, в том числе былинные – о малютке Илье Муромце, о богатырях на заставе, о Добрыне Никитиче и Алеше Поповиче, Дюке Степановиче и т.д. Их в станицах записывал М. Карпинский и другие собиратели. Ф.С. Панкратов опубликовал сборник «Гребенцы в песнях» (Владикавказ, 1895). Но больше всего нас интересовал сборник Б.Н. Путилова «Песни гребенских казаков» (Грозный, 1946). В него вошли песни первой послевоенной (лето 1945 года) фольклорной экспедиции в казачьи станицы – Червленную, Старый Щедрин, Старогладковскую. Это 211 записей экспедиции, а также 22 перепечатки более ранних публикаций, итого 233 песни.
И все-таки перед экспедицией 1965 года мы не знали, что нас ожидает: поют ли еще в станицах казачьи песни или поездка будет напрасной. Основательное знакомство с историей гребенского и терского казачества и его культурой состоялось уже после возвращения в Грозный, на занятиях фольклорного кружка.
В результате студенческой экспедиции были обследованы станицы Червленная, Старый Щедрин, Старогладковская, а также станицы, в которых Борис Николаевич не был: Шелковская, Гребенская, Курдюковская. Было записано более 1000 песенных текстов. После первой поездки, которая продолжалась десять дней, мы снова и снова приезжали в станицы за песнями, разделившись на небольшие группы, сначала по четыре, потом по два человека, а потом и по одному. В Гребенской бывали часто, почти каждый месяц, по субботам-воскресеньям; мои поездки в эту станицу продолжались до выпускных экзаменов. Собранные песни вошли в дипломную работу по современному состоянию фольклора, ставшую основой кандидатской диссертации, защита которой состоялась в 1986 г. в Ленинграде, в Пушкинском Доме (ИРЛИ).
В Гребенской жили не только исконно гребенские казаки – «батяки» (староверы), поселившиеся на гребнях в XVI веке, но и переселенные в XVIII–XIX вв. украинцы. Одной из первых наших исполнительниц была Александра Трофимовна Кальченко. Сама она украинка, сын женился на немке, которая в год нашего приезда работала в школе учительницей. От Александры Трофимовны мы записали песню «Ой, на горе жнецы жито жнут», которую очень скоро выучили, и она стала нашей любимой песней. Мы пели ее в автобусе, возвращаясь из станиц, пели спустя 20 лет в фольклорном клубе «Радуга», пели на республиканском радио и «на студенческих гастролях» в Воронежской области…
А в дни экспедиции с этой песней случилась такая история. После записи в Гребенской мы поехали дальше, в Старогладовскую[2]. Возвращаясь назад через день, увидели «нашу бабульку» на автобусной остановке. Притормозили, вышли из автобуса. Как же Александра Трофимовна нам обрадовалась! «Милые мои, а я ведь в Грозный собралась, вас разыскивать! Я-то, старая, один куплет в песне пропустила!» И тут же спела нам пропущенную строфу о том, как шел впереди казаков Дорошенко, как вел он свое «вийско, вийско запорижско хорошенько».
Воспоминания об этом случае стали основой для стихотворения, написанного уже после смерти исполнительности и посвященного памяти этой замечательной женщины.
Помню окна-глаза
И наличники-брови,
Как игрушечный, домик
У самой дороги.
В нем – живая старушка,
Красивая даже.
У нее, как нарочно,
Случилась пропажа:
Песню пела она,
А куплет пропустила.
(Помешала, наверно,
Нечистая сила!)
Но забытые строчки
Не давали покоя.
Собралась на автобус.
– Куда? Что такое?
– Надо ехать. Искать
Институт и студентов.
Как же песня пойдет
Без второго куплета?
– Александра Трофимовна,
Вы не волнуйтесь!
Вот они, собиратели,
Сами вернулись!..
Дом стоит, как и прежде,
У самой дороги.
Только бабушки нет
На высоком пороге.
Вспомню песню ее –
Сердце так и забьется,
Будто чистой водицы
Испил из колодца.
В тот же день состоялась еще одна встреча: мы познакомились с уникальной исполнительницей казачьих песен Евдокией Михайловной Ивановой, которой исполнилось сто два года. Сохранилась дневниковая запись с рассказом об этой встрече[3]. Студенты подошли к группе женщин, которым было за 60, и поинтересовались, знают ли они казачьи песни. Одна из них ответила: «Я-то не знаю, а вот мать моя знает их очень много». Это была дочь знаменитой песенницы. От Евдокии Михайловны, «бабы Души», как называли ее в станице, мы записали около 70 песен, в том числе несколько былинных фрагментов – о «малютке» Илье Муровиче, о хвастовстве на пиру у князя Владимира, о Сокол-корабле и др. Когда мы спросили, знает ли она песни про царя, она с опаской посмотрела на нас: «А не заарестуют?..»
Приезжая впоследствии в эту станицу, мы неизменно останавливались у Марии Фоковны Докторовой (1903 г.р.), которую даже дома называли по отчеству, а сын, шутя – «Фокевна»[4]. Она знала очень много казачьих песен, женских и мужских, могла петь одна и в «компании» (обычно собирались родственники и соседи). Знала не только старые казачьи песни, но и городские, занесенные в станицу («Накинув плащ, с гитарой под полою» и другие романсы), а также частушки. Именно от нее мы записали несколько политических частушек. По словам исполнительницы, их пел в Гражданскую один из солдат, которые стояли в станице: «Ой, маменька, я из Терека, Полюбила бы я офицерика. Офицер молодой, шпоры ясные, Удирай за Кубань, гонят красные» и т.д.
Немало старинных песен мы записали от Лимановых, Федора Абрамовича и Александры Иосифовны, Лифана Акимовича Тамазина, Секлетьи Фоминичны Данилиной, Матрены Гавриловны Кальченко (станица Гребенская) и многих-многих других. Имена и отчества исполнителей тоже звучали для нас как старинные песни: Акулина Даниловна, Агафья Нестеровна, Степанида Кирилловна. Ефросинья и Марфа, Меланья и Аграфена, Матрена и Анфиса, Гликерия и Фёкла сохранили для нас не только фольклор, но и старинные русские имена. Обычно сведения об исполнителях печатают мелким шрифтом где-то в конце сборника, но это не совсем справедливо. В этом собрании песен имя исполнителя есть под каждым текстом, а в конце сборника перечисляются все те, от кого были записаны песни. В перечне названо 136 человек, но их было гораздо больше, ведь одну и ту же песню мы записывали не один раз, от разных певцов и в разных станицах. Практиковали и повторные записи, чтобы узнать, что живет десятилетиями, а что забывается.
Уникальные записи былинных отрывков от Е. М. Ивановой, 1863 года рождения, которой на момент записи исполнилось 102 года, и знакомство с бравыми, несмотря на возраст, казаками – Л. А.Тамазиным, А. З. Калининым и другими, подарившими нам немало исторических и военно-бытовых песен, семейные и уличные хоры и отдельные исполнители, от первоклассников до пенсионеров, навсегда остались в памяти собирателей фольклора.
Мастеров-исполнителей народных песен по праву можно сравнить с серебряными родниками, которые дают нам возможность прикоснуться к золотым россыпям духовного богатства, накопленного нашими предшественниками в течение веков. Песня ставит человека в ту или иную ситуацию, заставляет «прожить» ее, почувствовать горечь разлуки, последствия проступка. Она отражает нормы поведения, проверенные временем. Она рассказывает о том, как вести себя казаку в сражениях («В поле лучше помереть, дома не годится»), а казачке в быту. «Я казачка, я простая для тебя, честь велика – дорогая для меня», – говорит девушка офицеру в ответ на предложение любить его в балладе «Как в Червленом жила-была вдовушка».
Все, что не соответствует идеалу, высмеивается в «скоморошинах», или скоморошных песнях, т.е. «частых», быстрых песнях «под танец». А танцуют казаки лезгинку, прихлопывая при этом в ладони, или в медный таз – «тулумбас», или просто барабанят ложками по столу. Даже частушки казаки исполняют на мотив лезгинки. Вот как писал об этом в конце XIX века Панкратов: «Под скоморошными песнями гребенцы разумеют все веселые песни, которые поются при ударах в таз. Под пение этих песен пляшут, что гораздо легче и лучше, чем под гармонию. В Червленной станице скоморошные песни мало поются, а их заменяет гармония. Конечно, в тех случаях, когда их необходимо петь (на свадьбах), они поются, но в станице Новогладковской и Кордюковской редко вы услышите гармонию; обыкновенно пляшут под какую-либо скоромошную песню» (Гребенцы в песнях. С. VI).
Есть предположение, что гребенцы были знакомы с творчеством скоморохов, которые в результате гонений могли бежать на Северный Кавказ. Неслучайно бытовали в станице Гребенской пословицы: «Каждый споет, да не так, как скоморох», «Песню – хоть тресни, и есть не проси». Однако казаки не сохранили ни одной непристойной песни из репертуара этих профессиональных певцов, зато песен «под танец» бытовало достаточно много, гораздо больше того, что вошло в этот сборник.
Дело в том, что песня, сопровождающая танец, должна быть достаточно длинной, поэтому, когда заканчивалась одна «скоморошина», к ней легко можно было присоединить продолжение из другой, чему способствовало единство ритма и сходство содержания (этот процесс ученые называют контаминацией). Так, мотив (микросюжет) «Девица упала на бочок (подломился каблучок)» входит в песни с разным началом («Офицерик», «Контора, конторушка» и др.). Таким образом, варьироваться могут не только концовки песен, но и начала; иногда самостоятельный мотив вставляется исполнителем в середину песни, удлиняется она за счет описания, деталей и т.д.
При печатании текста песни невозможно показать все особенности исполнения, они обычно подразумеваются. Так, например, в некоторых протяжных песнях запевала обрывает слово, не допевая его до конца, а хор подхватывает, повторяя это слово полностью. Все «частые» песни построены на повторах, причем 2–3 раза может повторяться одно слово, дважды – каждая строка, иногда повторяются каждые две строки. Идеальный вариант «прочтения» песни – ее прослушивание. Когда имеешь представление о том, как звучат народные песни разных жанров, тогда легко восстановить истинный ритм текста, даже если в нем есть неточности, образовавшиеся в процессе экспедиционной записи «под карандаш».
В сборнике «Песни гребенских казаков» (в 2011 году исполнилось 65 лет со дня его публикации) Б.Н. Путилов попытался передать «долготу» гласных в протяжных песнях, повторяя их столько раз, сколько они звучат при исполнении, однако это затрудняет чтение и цитирование текстов. В приложении к упомянутому выше сборнику, составленному Ю.Г. Агаджановым, приведены ноты к пяти песням, а в последнюю публикацию песенного фольклора (Терек вспышный: Песни гребенских казаков / Сост. Белецкая Е.М. Художник Наймушина С.В. Грозный–Екатеринбург, 1991–2007. 260 с.) вложен маленький диск с двумя десятками казачьих песен.
Большую работу по сохранению и возрождению казачьих песен осуществляют фольклорные ансамбли, особенно питерская «Братина» под руководством Ю.Е. Чиркова. Они не только исполняют песни гребенских и терских казаков перед широкой аудиторией слушателей, но и записывают их на диски, пополняя фонд казачьей культуры. Аудио и видеозаписи в сочетании с публикациями песенных текстов дают возможность более полного восприятия традиционной культуры казачества.
Во вступительной статье к сборнику «Терек вспышный», написанной Б.Н. Путиловым, было высказано следующее пожелание: «Конечно, хотелось бы увидеть в печати сборник фундаментальный: будем надеяться, что со временем он появится…». По-видимому, такое время пришло, так как появилась возможность использовать современные средства распространения фольклорных материалов. Пришло время подводить итоги собирательской работы, которая развернулась на Северном Кавказе через 20 лет после экспедиции Б.Н.Путилова и продолжалась до 1991 года. Мы, собиратели, в долгу перед теми людьми, которые доверили нам бесценное богатство – песни казаков, своих дедов и прадедов – с надеждой на то, что мы его сохраним. Это культурное наследие не должно уйти в небытие. Пусть оно станет достоянием России, ведь казак за Русь святую был готов отдать свою жизнь не на словах, а на деле.
В сборнике «Пыль клубится по дороге» представлены записи
разных песенных жанров, сделанные в 1965–1990 гг. Это не означает, что каждый
текст содержит новый сюжет, является новой песней. Как правило, это записи
известных казачьих песен. Вместе с тем здесь помещены и сюжеты, не
публиковавшиеся ранее или не вошедшие в столичные издания, например, о
русско-японской или первой мировой войне, бытовавшие в терских станицах, а
также песни ХХ века, советского времени.
Сегодня трудно обнаружить совершенно новый сюжет.
Однако и в наше время случаются находки: в станице Червленной в 1980-е гг. студент
филологического факультета Чечено-Ингушского госуниверситета Д. Худайнатов
обнаружил рукописный сборник казачьих песен конца XIX в., который хранился у внучки казака Ф. Рогожина
Хаврониной А.Е. (1922 г.р.). Тексты песен (их более 120) написаны тремя разными
почерками, в качестве подписи встречаются три фамилии – Ф. Рогожин,
С. Пимычев, Я. Феньев. Иногда указаны даты записи текстов (1891–1894 гг.)
и места, где стояли казаки. После одной из песен – следующая запись: «Эта песня
писана в память перехода из г. Гатчины в г. Петергоф, 28 мая 1894 год, а писал
собственноручно казак Лейб-гвардии 4-й Терской сотни собственного Его
Императорского Величества конвой С. Пимычев». В настоящем собрании песен
ссылки на рукописный сборник даются сокращенно – РС, с указанием номера текста,
проставленного для удобства ссылок на рукописную копию сборника, сделанную
составителем в 1983 году.
Начинают сборник «Пыль клубится по дороге»
исторические песни. Пожалуй, это самый известный жанр, имеющий огромное
количество не только опубликованных текстов (в том числе в академических
изданиях), но и серьезных исследований. Собрание терских песен с подробными
комментариями и перечнем известных вариантов, подготовленное
Б.Н. Путиловым, вышло из печати спустя два года после его первого сборника
(Исторические песни на Тереке / Подг. текстов, статья и примеч. Б.Н. Путилова.
Грозный, 1948. 143 с.). В нем представлено 100 текстов, отражающих историю
терского казачества с XVI по XIX вв.
Почти все сюжеты впоследствии вошли в академические издания.
Одну треть песен исторических, как видно из их
перечня, составляют тексты из рукописного сборника. Среди них редкие сюжеты,
рассказывающие о военных сражениях середины XIX в., с упоминанием военачальников, их взаимоотношений
с казаками, деталей боя. Несмотря на стереотипное описание событий, оно часто
наполняется конкретными историческими реалиями. Многие песни еще бытовали в
1960–1980-хх гг. Они неоднократно записывались во время экспедиций и ежегодной
фольклорной практики студентов ЧИГУ,
начиная с 1972 года. Для того чтобы показать жизнь того или иного сюжета, в
сборнике приводится несколько разновременных записей («Пыль клубится по
дороге», «Хорошо, братцы, было в отряде» и др.), а также тексты, записанные в
станицах Шелковского, Наурского, Сунженского и других районов, заселенных
казаками в разное время – в XVI, XVIII и XIX вв. В
сборнике не приводятся примечаний к историческим сюжетам, потому что нет
необходимости повторять их вслед за научными изданиями текстов, имеющимися в
каждой библиотеке. Комментарии к ним содержатся и в выпущенных ранее сборниках
Б.Н. Путилова и Ю.Г. Агажданова, а также в нашем иллюстрированном
издании «Терек вспышный».
Военно-бытовые песни понятны без пояснений. Они
отражают основные события и жизненные ситуации, через которые проходит каждый
казак: проводы, служба, походы, сражения, короткая побывка в родной станице и
окончательное возвращение, живым или мертвым. Если мужские песни рассказывают
об этой части военного быта, то женские песни – о разлуке и встречах, о желании
птицей полететь вслед за милым, разглядеть «все казачие походы». Это песни
горькой вдовы, получившей известие о смерти мужа. Это бесконечное ожидание
возвращения казака домой. Не случайно военная тема проникает и в балладные
песни, и в женскую лирику, и в шуточные («скоморошные») песни.
Примечательно, что песни литературного происхождения
тоже входят в народный репертуар, иногда подвергаясь «оказачиванию». Так,
песня, литературным источником которой является стихотворение Ф.Б. Миллера
«Похороны разбойника Чуркина» (из Фрейлиграта Ф.), превратилась в военно-бытовую
«Из лесов дремучих казаченьки идут». При этом принадлежность казака к тому или
иному полку тоже обозначается в тексте: на носилках, сложенных «из ружьев», –
кизлярский, или червленский, или сунженский «казак молодой».
Жанр баллады представлен 55 текстами, начиная с самых
древних, связанных с былинами, и заканчивая так называемыми «мещанскими»
(городскими, поздними). Их легко отличить по стилю, хотя можно обнаружить и
сюжетное сходство, как, например, в песнях об увозе женщин. Исполнители иногда рассказывают
о случаях из станичной жизни, похожих на события, описанные в балладах. Так,
например, от А.Д. Петровой, жительницы станицы Гребенской, мы услышали две
истории: рассказ о том, как гребенской казак Бросим привез в станицу девушку из
Польши (см. «Терек вспышный», с. 151–152), и комментарий к песне «Вечер
вечеряет».
О сюжете второй песни, которую можно назвать
песней-переделкой сюжета «Маруся отравилась», исполнительница рассказала
следующую историю: «Это нашу хохлушку убили в Шелковской <районном центре>.
Варвары – зимой праздник, в Шелковской – престольный день. Мама рассказывала.
Он ее любил сильно. Он пригласил ее на этот праздник гулять. Он за ней на
линейке приехал, забрал в Шелковскую. Приехал, гремит, а мы бегали, смотрели.
Она была красивая-красивая! Танцевали они с нём, он выстрелил, в нее попал.
Привезли в больницу, а она уже без глаголу. Мать как плакала!.. У нее были все
сыновья и одна дочь. Пять сыновей было. Потом мать спилась. Сядет между яблоней
и дубом и плачет. Спилась, упала и умерла. (Записано составителем от Петровой
Акулины Даниловны, 1910 г.р., в станице Гребенской 13 января 1967 г.)
Основу лирических песен составляют сюжеты о
взаимоотношениях казака и казачки, причем больше всего женских песен. Это песни
о том, как зазнобушка зазнобил сердечко, «твою и мою»[5].
Немало песен о разлуке – о том, как «отлетает сизенький голубчик», уезжает
казак, а девчоночка бежит за ним вслед («Куда едешь, отъезжаешь, друг ты мой»,
«Дорожка, дорожка», «Ой, бочечка, бочечка дубовая» и др.). Военно-бытовые «провожальные»
– тоже о расставании. Казачьи песни старожилов дополняются украинскими,
например, песней «Козак отъезжает, а дивчина плачет», в которой девушка просит
казака взять ее с собой на далекую Украину. Включаются в этот цикл и
литературные тексты – «Поехал казак на чужбину далеку» на слова Е. Гребенки.
В этом сборнике нет обрядовых календарных и свадебных
песен и детского фольклора. Причин тому несколько. Во-первых, эти тексты в
достаточном количестве представлены в книге «Терек вспышный» (с. 112–150).
Во-вторых, одна только терская свадьба уже заслуживает отдельного издания,
потому что обрядовые песни не всегда можно понять без той обстановки, в которой
они исполнялись, без тех обрядовых действий, которыми была насыщена свадьба.
Ведь даже в одной и той же станице на соседних улицах свадьбу играли
по-разному. В-третьих, со временем обряд изменялся, и об этом тоже нужно
рассказывать. Таким образом, нужно иметь под рукой обширный материал,
изложенный последовательно, а не соединять все, что знаешь от исполнителей, в
единый обряд. Только тогда будет более или менее удовлетворительное описание
терской свадьбы, включая гребенскую, собственно терскую и сунженскую.
Впервые с паспортизацией представлены частушки,
записанные в 14-ти станицах 5-ти районов Чечено-Ингушетии, Северной Осетии,
Ставрополья (195 текстов). Для терских казаков это довольно поздний жанр,
первые записи относятся к 1960-м гг., а первые публикации – к началу XXI в., и то незначительные по количеству («Терек
вспышный», с. 247–256). Появились частушки в станицах уже в послевоенное время,
отчасти с переселенцами из Тамбовской, Воронежской, Орловской областей в 1944
году. Среди них много общеизвестных, но есть и такие, в которых отражены
местные детали, названия станиц. В приведенном списке литературы перечислены
основные публикации по терскому казачьему фольклору. Впрочем, рассказы о песнях
никогда не заменят их самих. Итак, в добрый путь по безбрежному песенному морю!
Е.М. Белецкая
доцент Тверского
государственного университета,
кандидат
филологических наук
[1] Через девять лет, в 1974 году, Ю.Г. Агаджанов издаст часть материалов этой экспедиции и песни, собранные им в Сунженском районе ЧИАССР (См.: Песни Терека. Песни гребенских и сунженских казаков / Публ. текстов, вступ. статья и примеч. Ю.Г. Агаджанова; отв. ред. Б.Н. Путилов. Грозный, 1974. 237 с.).
[2] Станица Старогладковская (от имени казачьего атамана Гладкова) в советское время называлась именно так, но в конце 1980-х ей вернули историческое название.
[3] Перелистывая свои экспедиционные записи, обнаружила следующую: «Поводом к созданию дневника послужило письмо Путилова, в котором особое внимание обращается именно на своевременную запись впечатлений. Это письмо прочитал нам сегодня Юрий Георгиевич <Агаджанов>. 12 октября 1965 года».
[4] Одна из исполнительниц, А.Д. Петрова, много лет спустя, когда я приехала в станицу уже как руководитель фольклорной практики, с обидой высказала мне: «Как Докторову, так «Фоковна», а меня – «Акулина Даниловна». Я сначала не поняла, в чем дело. В моем понимании назвать человека по имени-отчеству означало высшее уважение, а в станице больше всего ценилось обращение только по отчеству.
[5] В песне сохранилось явление, свойственное речи гребенских казаков, а именно: употребление существительных среднего рода с прилагательными (и местоимениями) женского рода.